Везде
Дворцовые пиршества в эпоху Хэйан. Истоки. Часть 1
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Дворцовые пиршества в эпоху Хэйан. Истоки. Часть 1
Аннотация
Код статьи
S268684310018004-2-1
DOI
10.18254/S268684310018004-2
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Грачёв Максим Васильевич 
ORCID: 0000-0002-1092-9046
Должность: Доцент кафедры истории и культуры Японии Института стран Азии и Африки Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова (ИСАА МГУ); доцент кафедры стран Восточной Азии Государственного академического университета гуманитарных наук
Аффилиация:
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова
Государственный академический университет гуманитарных наук (ГАУГН)
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Выпуск № 3-4
Страницы
166-179
Аннотация

Одним из ключевых элементов жизни раннесредневекового японского общества была трапеза. Она включала в себя особый ритуальный аспект, а потребление различных пищевых продуктов имело не только утилитарное, но и символическое назначение. Придворные банкеты традиционно проводились для повышения престижа хозяина или укрепления социальных связей между участниками. Образовательный потенциал придворного застолья также был значительным. Эта практика была прочно обоснована ранней японской придворной религиозной и церемониальной традицией и даже частично продолжала ее идеалы. Дворцовые регламенты сохранили и способствовали продолжению таких традиций; среди них наиболее известен свод «Бокудзансё» (Заметки с Северной горы). Вполне возможно, что жесткое регулирование количества и вида потребляемой пищи не только расширило сферу священного, но и сделало придворную жизнь более дисциплинированной. Общая трапеза также укрепляла идеалы придворной среды. С другой стороны, император и его ближайшее окружение были отделены от общества в целом. Таким образом, засвидетельствование придворного пира представляет для нас несомненный интерес: внутренняя жизнь императорского дворца, его положения, идеалы, царившие в сердцах и умах сановников, а также различные социальные нормы и проблемы, существовавшие в придворном обществе. В статье описывается феномен японской дворцовой трапезы в IX–XII вв., на основе анализа которого предлагается частичная реконструкция образа жизни японского придворного общества.

Ключевые слова
Япония, эпоха Хэйан, придворный пир, застолье, вино, стихосложение, дворцовый комплекс, император, сановники, ритуал, церемониал
Источник финансирования
Статья подготовлена в Государственном академическом университете гуманитарных наук в рамках государственного задания Министерства науки и высшего образования Российской Федерации (тема № FZNF-2020-0001 «Историко-культурные традиции и ценности в контексте глобальной истории»).
Классификатор
Получено
17.12.2021
Дата публикации
26.12.2021
Всего подписок
11
Всего просмотров
1486
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
1 Понятия «пир», «пиршество», «застолье» характерны для различных культур и зафиксированы в письменной традиции многих народов. Пир, будучи формой культурной жизни разных обществ и эпох, был тесно связан с функциями социальной жизнедеятельности людей. Пиршества были распространены на всех уровнях социума, а потому в них отражались как коллективные, так и частные формы социальной жизни; находила выражение колоссальная общественная значимость. Пиры, носившие подчеркнуто демонстративный характер, рассматривались как разновидность межличностного общения, свидетельство социальной коммуникации, структурообразующий компонент системы управления.
2 Настоящая статья открывает серию публикаций, посвященных японскому дворцовому пиршеству как историческому явлению, предполагающему важную социальную роль. Эпоха Хэйан (794–1185) выбрана не случайно, поскольку она богата разнообразными историческими источниками: летописями, сводными историческими трудами, собраниями законов, актовой документацией, дневниками сановных персон, художественной литературой и т. д. Пиры в этих источниках нашли многообразное отражение со всем присущим японской культуре неповторимым колоритом. Плодотворным представляется сопоставление сохранившихся в письменном наследии эпохи Хэйан свидетельств, раскрывающих экономические, социокультурные и правовые аспекты дворцовых пиров, где причудливо переплетались формы коллективной и частной жизни, поскольку пир — это и завораживающее зрелище, и пышный ритуал, и насыщенная различными культурными смыслами знаковая система. Обращение к данной теме позволит приблизиться к разгадке такого многоликого явления, как государев двор.
3 Царедворец о царедворцах
4 Фридрих Рудольф фон Каниц (1654–1699) — государственный муж, дипломат и выдающийся поэт своего времени1, не понаслышке знакомый с придворными распорядками, чья жизнь была омрачена личными трагедиями, в часы уныния охарактеризовал двор следующими словами:
1. Стихотворения Каница, изобилующие бесчисленными наблюдениями над придворными манерами, пользовались огромной популярностью у современников, а сам автор слыл человеком принципов, незаурядной личностью, обладателем прекрасного характера, не обделенным навыками тонкого обращения с людьми. Подробнее см.: [Dünnhaupt, 1990].
5 «Дворец, где чары ткет бездушная Цирцея;
6 Тюрьма, где у рабов златая цепь на шее;
7 Умалишенных дом, в котором что ни шаг,
8 То иль смеющийся, иль плачущий дурак;
9 Богатый монастырь, где нищенствует братья;
10 Больница, где больной больному шлет проклятья
11 Затем, что есть за стол не хочет рядом с ним;
12 Базар, где продают лишь ветер или дым
13 И где всего вольней прожженным шарлатанам,
14 Привыкшим действовать бессовестным обманом;
15 Бессменный карнавал, где злой порок трунит
16 Над добродетелью, чьей маской сам закрыт.
17 Льстить — значит здесь уметь с людьми отлично ладить,
18 Взводить напраслину — мешать мерзавцам гадить,
19 Надменным быть — свой дух свободным сохранять,
20 Жить пышно — своего багрянца не пятнать,
21 Сквалыжничать — вести хозяйство превосходно,
22 Хитрить — доверия не расточать бесплодно,
23 Пить горько — истину в бокале находить,
24 Распутничать — у дам досуги проводить.
25 Да, добродетельно прожить здесь невозможно.
26 Попробуй сделать шаг один неосторожный,
27 И окружит тебя таких чудовищ рать,
28 Каких и в Африке тебе не повстречать»2.
2. Стихотворение «Двор», 30-е гг. XVII в. [Пуришев, 2012, с. 327].
29 И хотя немецкий государственный деятель принадлежал к другой культуре и эпохе, рассуждение фон Каница справедливо, как нам представляется, и по отношению к японскому государеву двору эпохи Хэйан, ибо двор (о каком бы историческом периоде и цивилизации ни зашла речь), ибо представляла собой совокупность противоположностей, характеризовавшуюся многоаспектностью и разноликостью.
30 Современники о хэйанских пирах
31 Иллюстрируя хэйанское дворцовое пиршество, рассмотрение которого невозможно вне контекста придворной жизни, представлявшей изумительное зрелище, которое, увы, теряет свое очарование по мере погружения в атмосферу двора, обратимся к текстам исторических источников.
32 «Государь запланировал пиршество с любованием луной в ночь на пятнадцатое число восьмого лунного месяца третьего года Кохо [966 г. — М. Г.]. Двум соревнующимся командам повелели создать искусственные сады перед Сэйрёдэ3. Левую команду возглавил сёнагон4 и младший военачальник5 Наритоки6, глава Ведомства живописи, сын Моротада7 и старший брат Хоси8, одной из жен государя, жившей в Сэнъёдэн9. Правую команду возглавил девятый сын Моросукэ10, Тамэмицу11, младший военачальник, руководивший Ведомством дворцовых работ. Обе команды усердствовали изо всех сил, стремясь победить. Участники из Ведомства живописи представили сухама12 с нарисованным ландшафтом, где были изображены цветущие растения небесной красоты, садовый ручей и массивные камни. Разнообразные насекомые были поселены за грубой оградой из серебряной фольги. Художники из Ведомства живописи изобразили вид на реку Ои13, представив фигуры прогуливавшихся вдоль реки людей, а также лодки с жаровнями. Рядом с насекомыми изваяли стихотворное послание14 (Илл. 1).
3. Сэйрёдэн — Павильон Чистой прохлады. Одно из центральных зданий дворцового комплекса (дайдайри) столичного града Хэйан. Именно там находилась опочивальня августейшего правителя.

4. Должность младшего советника двора, важный пост в карьере придворного. Рассматривался в качестве испытательного срока для получения ключевых административных постов.

5. Служба в гвардии была не столько почетной обязанностью отпрысков вельможных родов, сколько создавала высокую вероятность быть замеченным императором, что формировало новые возможности быстрого продвижения по службе.

6. Фудзивара Наритоки (941–995) — придворный сановник, дослужившийся до поста дайнагона. Мнения современников о нем расходятся. Согласно «Эйга моногатари», он был преисполнен всевозможных добродетелей, манеры являл утонченные, принадлежал к впечатлительному (немужественному) типу мужчины. Дневник правого министра Фудзивара Санэсукэ (957–1046) дает совершенно иную характеристику Наритоки: расчетливый, хитрый, двуличный, полный тщеславия, часто понукавший подчиненных, на пирах не раз переходивший меру дозволенного, язвительно задевавший присутствующих.

7. Фудзивара Моротада (920–969) — царедворец, получивший высшие государственные должности (в 966 г. он старший советник двора — дайнагон). Его дочь (Фудзивара Хоси; ?–967) стала супругой (нёго) императора Мураками (прав. 946–967).

8. Фаворитка государя Мураками, ставшая его супругой (нёго). Умерла за полгода до кончины императора. Смерть Хоси погрузила Мураками в тоску и меланхолию, приблизив печальный конец самого императора.

9. Павильон Явленного блеска. Располагался в северо-восточной части дворцового комплекса. Там, как правило, проживали наложницы-фаворитки императора.

10. Фудзивара Моросукэ (909–960) — царедворец, у которого сложились доверительные отношения с императором Мураками. Фудзивара Анси (927–964), дочь Моросукэ, стала императрицей (тюгу) и матерью государей Рэйдзэя (прав. 967–969) и Энъю: (прав. 969–984). Плеяда славных отпрысков Моросукэ оставила о себе немало примеров верного служения трону.

11. Фудзивара Тамэмицу (942–992) сделал блестящую карьеру при дворе, дослужившись до поста Главного министра (дайдзё дайдзин).

12. Сухама — сооружавшиеся на специальных подносах объемные макеты с изображениями скал, деревьев, цветов, птиц и т. п., т. е. предметов, символизирующих тему поэтического турнира. Подносы могли быть разной формы, чтобы максимально детально отразить изгибы береговой линии, а порой и миниатюрные песочные пляжи. На подносах располагались живые или искусственные растения, птицы, камни и т. д.

13. Река Ои у основания горы Арасияма (ныне район Укё в Киото) с, как правило, спокойным течением стала излюбленным местом отдохновения знати. На реке Ои, в частности, регулярно проводились гонки на лодках.

14. Стихотворения, как правило, помещались вокруг «сухама».
33 Ведомство дворцовых работ преподнесло достопримечательный поднос, с изысканной гравировкой, исполненной с величайшим мастерством. На том подносе был изображен пляж во время прилива, окруженный высаженными искусственными цветами, а также с искусно вырезанными соснами и бамбуком. Стихотворное обращение было прикреплено к свежесрезанной ветке оминаэси15.
15. Патриния скабиозолистная — одна из «семи трав осени», многолетнее растение со щитковидными соцветиями из маленьких желтых цветов.
34 Стихотворное послание Левой команды:
35 «Мы не поведали сверчкам,
36 Что посадили цветы
37 Для его Величества,
38 Но все же в их мелодии-песне разносится
39 Наша вера в тысячу лет здравия государя».
40 Стихотворное послание Правой команды:
41 «Пусть кто-то величает Вас
42 Искусственными цветами.
43 В этом году»
44 Оминаэси
45 Цветут изо всех сил.
46 Музыка играла, знатным особам вручили дары» [A Tale of Flowering Fortunes, 1980, р. 92–94].
47

48 Илл. 1. Драконьи лодки
49 По: Обороя Хисаси. Отё то кидзоку (Государев двор и знать)
50 Токио: Сюэйся, 1991. С. 47. Илл. 26
51 Fig. 1. Dragon Boats
52 Sourse: Oboroya Hisashi. Ōchō to kizoku (Sovereign Court and the Gentry)
53 Tokio: Shūeisha, 1991. P. 47. Pic. 26
54

«Вечером учитель авторитета [Закона Будды] и ритуала16 Сайдзэн17 провел во дворце чтения буддийских сутр. Потом случилось беспредельное погружение в омут пьянства. Довольно быстро дошло до безрассудных речей. Вельможный царедворец [Фудзивара Мородзан18], пребывавший в дворцовом комплексе, распорядился: “Отныне и впредь, если кто-то специально не приглашен, то не следует призывать его во дворец. Взирая вверх и обращаясь вниз (т. е., по моему скромному разумению. — М. Г.) при подборе служащих дворца надлежит отдавать предпочтение тем, кто способен совладать со своими желаниями”» [Тююки (Кандзи), 1934–1935, 6–5–3, 1092].

16. Игиси. Должность впервые введена в 771 г. и связана с новой политикой назначения на высшие должности в буддийской церковной организации верных двору людей. В прерогативу «игиси» входило руководство церемониями пострижения в монахи.

17. Высокоавторитетный буддийский наставник. Не раз фигурирует в качестве лица причастного к разрешению конфликтных ситуаций при дворе государя.

18. Фудзивара Мородзанэ (1042–1101) – государственный муж и выдающийся поэт. Имел официальный статус «тестя государя», хотя императрицей (супругой Сиракава (прав. 1072–1086)) была его приемная дочь Кэнко. В 1092 г. занимал пост канцлера-кампаку, т. е. главы Государственного совета. Зарекомендовал себя как ревнитель нравственности. Известен пример, когда во время неофициального пира один из кэйсё ункаку (досл. «властно сановная особа, представшая в образе облачного гостя»), участвовавших в пиршестве, настолько захмелел, что сперва явил чудеса подвижности и говорливости, а потом не мог подняться с места. Все это представляло жалкое зрелище. Тогда кампаку Мородзанэ повелел всем присутствовавшим на пиру составлять оду в духе стихотворения «О вине» из «Книги песен» (Шицзин), дабы в поэтической японской манере были обыграны следующие слова из этого, без сомнения, великолепного поэтического творения:
55 Приведенные выше примеры иллюстрируют две противоположные оценки придворных обыкновений современниками: первая представляет двор правителя как нескончаемую круговерть высокопарных торжеств с участием изящных аристократов, обладающих блистательными манерами и чутких к окружающим; вторая, если не приравнивает двор к наихудшему месту, где безнравственность стала нормой и процветает безразличие к бедам других, то указывает, что придворная жизнь погрязла в пороках и представляет собой вернейший путь, ведущий к гибели. При этом в японских письменных источниках хэйанской поры (летописи, сводные исторические труды, дневники сановников, художественная литература и т. д.) четко просматривается тенденция к преодолению негативных тенденций, поскольку нехорошие явления при дворе наносили колоссальный вред репутации божественного правителя и, соответственно, всей страны. Надлежало стремиться (и средневековые тексты это выразительно демонстрируют) к идеальному конструкту, когда государствует божественный владыка, пристально взирающий на дела управления и окруженный высокодобродетельными и верными долгу подданными19, способными бескорыстно оказывать государю всемерную поддержку в деле исправления любых изъянов в родной державе.
19. Так называемое «просвещенное чиновничество» (бундзин).
56 Исследователь, отдающий себе отчет в значимости реконструкций на основе суждений современников при создании полноценной картины изучаемой эпохи, вне сомнения, должен основываться на первичных материалах, где не только обнаруживается специфика государева двора как центра политической и культурной жизни со всеми свойственными ей трансформациями, но и широко представлена присущая тому или иному явлению терминология.
57 Классификация придворных пиршеств
58 Пиры в эпоху Хэйан чаще все обозначаются следующими терминами: эн, найэн, тайкё, сэтиэ и эндзуй.
59 Эн — пир в самом широком значении этого слова, устраиваемый по некоему примечательному случаю; поводом могло стать и выпадение первого снега, и благостное предзнаменование.
60 Найэн проводился во дворце по инициативе государя; существовал список гостей, а потому «найэн» был закрытым мероприятием.
61 Тайкё — пиршество, сопровождаемое многочисленными церемониальными действами; круг гостей ограничивался сановитыми особами.
62 Сэтиэ — разновидность пира, когда само торжество были приурочено к конкретному ритуалу при дворе и все участники церемониального предприятия были приглашены на совместное пиршество.
63 Эндзуй — неформальное застолье, во время которого гости предавались гульбе вне всякой меры.
64 Хотя пиры неоднократно упоминаются в «Кодзики» («Записи о деяниях древности», сост. в 712 г.), мифолого-историческом своде «Нихон сёки» («Анналы Японии», сост. в 720 г.), поэтических антологиях «Манъёсю» («Собрание мириад листьев», втор. пол. VIII в.) и «Кайфусо» («Милые ветры поэзии», сост. в 751 г.) [The Cambridge History of Japan, 2008, vol. 2, p. 12], появление традиции пиров-найэн устойчиво ассоциируется с правлением государей Сага (прав. 809–823), Дзюнна (прав. 823–833) и / или Ниммё (прав. 833–850) [Хэйан дзидай гисики… 2003, c. 51–53; Юсоку кодзицу дайдзитэн, 1995, c. 524–525].
65 «Мудрые правители» (сэйдай) Сага, Дзюнна и Ниммё рассматриваются в качестве образцовых государей, отличительной чертой которых были добродетельность (току), священная преобразующая сила (сэйка) и всеохватная грозность (сэйи). Они, как и подобало венценосным персонам, были инициаторами многих великих начинаний, учредителями неувядающих традиций. Благодаря их радениям государев двор превращается в центр культуры с присущим ему определенным набором поведенческих черт: манерами и манерностью, особым складом ума, специфическим языком, наполненным не только изяществом, но и многозначностью, поскольку язык мог становиться своеобразным оружием в борьбе с оппонентами и недоброжелателями. Прямое значение употребляемых выражений порой кардинальным образом расходилось с их реальным смыслом, а перебранка зачастую превращалась в утонченное и высокопарное развлечение.
66 Мудрые правители о мелкой рыбешке и вьющихся растениях
67 Лучшим из «мудрых правителей» признается Сага — ценитель китайской образованности, при котором жизнь двора организовывалась сообразно китайскому этикету (Илл. 2). Будучи, по идее, божеством, явленным в человеческом теле и обеспокоенным за судьбу страны, он был связан неразрывной нитью со своими подданными, представляя для них непревзойденный пример подражания. Он сознательно (акцент в исторических источниках сделан именно на добровольности) передал власть младшему брату Дзюнна, продемонстрировав побуждение о благополучии подданных и процветании государства.
68

69 Илл. 2. Портрет императора Сага
70 По: Рэкидай тэнно нэнго дзитэн (Справочник по девизам правления императоров). Ёнэда Юсукэ (ред.). Токио: Ёсикава кобункан, 2003. С. 126
71 Portrait of Emperor Saga
72 Fig. 2. Source: Rekidai Tenno Nengo Jiten (Handbook on the Mottos of the Emperors’ Reign). Yoneda Yusuke (Ed.). Tokio: Yoshikawa Kōbunkan. 2003. P. 126
73 Без принуждения уступив царствие Ниммё (старший сын Сага), Дзюнна засвидетельствовал приверженность принципам преуспеяния державы. В предисловии к общегосударственному летописному своду «Нихон коки» («Поздние анналы Японии») дана высокая оценка деятельности всех трех императоров: «Предшествующий и последующий великие и высокие августейшие правители [Сага и Дзюнна] словно два Солнца на одном небосклоне. Сущность различна, но сияют одинаково. Чуткие и прозорливые, выдающиеся и добродетельные [они] приносили пользу людям, бескорыстно заботясь о благе других. Кормили лошадей и были пастырями несмышленых (т. е. вскармливали народ и руководили им. — М. Г.). Варили маленькую рыбешку, [не сдирая кожи и не вынимая внутренностей], аки почтенные судьи (т. е. мастерски управляли государством. — М. Г.). Нравы народа обильно напитались сияющей культурностью, а вьющиеся растения широко распространились (т. е. люди были щедро облагодетельствованы и пребывали в достатке. — М. Г.)… Наш нынешний правитель (Ниммё. — М. Г.) наделен совершенной красотой Неба и Земли и способен охватить благородный космос до мельчайших частиц. Обретя нефритовую печать, он сиянием озарил Поднебесную. Взирая на драгоценный план, умиротворил страну. Со времени его восшествия на престол настал период великого мирного правления в государстве. Человеколюбие и сыновняя почтительность стали сами собой таковы» [Нихон коки, 1982, с. 1].
74 Сага создал основу для последующего царствования созвездия талантливых правителей. Об императоре Сэйва (правнук Сага; прав. 858–876), вступившем на престол в девятилетнем возрасте и с детских лет посвятившем себя усердному учению, в летописи «Нихон сандай дзицуроку» («Правдивые записи о правлении трех императоров») сказано: «Манеры августейшего императора были изящны. Он был торжествен и спокоен, как божество; снисходителен, добр и великодушен. Давал мудрые советы… В своем поведении придерживался устоявшихся традиций. С упоением читал книги, а его мысли были пропитаны буддийскими наставлениями. Никогда не проявлял интерес к соколиной и псовой охоте или же рыбной ловле. Обладал энергичным темпераментом и изобилием высоких качеств величественного государя» [Нихон сандай дзицуроку (Гангё), 2009, 4–12–4, 880]. Даже свой смертный час он встретил, будучи преисполнен царственной величавости, проявляя сострадание и заботу о своих подданных20: он «отправился в небеса в колеснице запряженной фениксами»; почил сидя, ноги его были скрещены, и казалось, что он все еще жив [Нихон сандай дзицуроку (Гангё), 2009, 4–12–4, 880].
20. Перед смертью Сэйва «объявил великую амнистию по всей стране», хотя государем уже не был, ибо отрекся от престола в 876 г.
75 Уход из жизни великого государя (в данном случае речь идет о дальнем потомке Сага — государе Мураками (прав. 946–967)), о котором «все могли только грезить», ибо он был «величественным, мудрым и образованным», «умело сочетавшим величайшее сострадание со здоровой любовью к празднествам и великолепию», словно «сын Яо уподобился самому Яо» [A Tale of Flowering Fortunes, 1980, р. 70–71]. Смерть Мураками стала причиной невообразимых страданий подданных: «О, ужас! С чем можно сравнить трагический конец государя Мураками? Это как будто гряда облаков пришла ниоткуда, дабы сокрыть солнечный диск, сияющий во всем своем величии. Точно бы весь солнечный свет в мгновение ока исчез из дворца. Как бессмысленно называть это событие «невыразимо печальным»! Придворные и знать отчаянно бродили по дворцу в беспамятстве от горя и отчаяния, всхлипывая: «Мы более никогда не увидим такого же славного правителя! Ах, если бы мы могли умереть вместе с ним!» [A Tale of Flowering Fortunes, 1980, р. 95].
76 Знаменательно, что отправная точка традиции пиров-«найэн» в Японии уходит именно во времена правления государя Сага. Хотя в сохранившейся до наших дней части летописного свода «Нихон коки» нет прямого упоминания об учреждении придворных пиров-«найэн», в летописи21, где нашли отражение деяния внука Сага — государя Монтоку (прав. 850–858), находим такие слова: «Император угощал вином свой ближний круг. [Он] повелел, чтобы слагали стихотворения…То было сохранение для последующих поколений красивой [традиции эпохи] Кони22. Мероприятие получило наименование «внутренний пир» (т. е. найэн. — М. Г.)» [Нихон Монтоку тэнно дзицуроку (Ниндзю), 1943, 4–1–21, 854].
21. Текст сохранился полностью.

22. Конин (досл. постижение человеколюбия) — девиз правления (нэнго) государя Сага (810–824).
77 Истоки «внутреннего [дворцового] пира» ныне являются предметом полемики среди специалистов, однако в первой половине ХХ в. считалось, что дворцовые пиры в эпоху Хэйан были порождением исключительно японской культуры. Это было связано с национальным престижем, а посему столь изысканное обыкновение, как пир во дворце императора, не могло иметь иноземного (китайского!) происхождения [Кодзи руйэн, 1914. Т. 2, с. 1039–1053]. Доводы строились на изучении исключительно японских текстов (по преимуществу использовался лишь метод текстологии). Современная наука преодолела этот существенный недостаток и сейчас японские исследования отличаются разнообразием методологического инструментария.
78 Теории происхождения пиров
79 Каковы основные точки зрения на происхождения пиров во дворце императора в эпоху Хэйан?
80
  1. Пиры-найэн — детище неподражаемой японской культуры
81 Попытаемся понять, каковы аргументы в поддержку этой точки зрения. Поскольку восхищение собственной утонченность было весьма распространено среди хэйанской знати, то пир-найэн выделялся неповторимой самобытностью. Некоторые традиции, присущие пиршеству, настолько прижились (и даже вызывали особенное чувство ликования и благолепия), что их невыполнимость порождала разочарование среди «облачных гостей». Неудовлетворение участников одного из пиров вызвала невозможность осуществления церемонии «благодарения места и почитания винной [чаши]23 по причине проведения церемонии вызывания дождя» [Кюрэки (Тэнряку), 1958, 1–1–23, 948]. В сочинении «Сэнсю хики» («Собрание записей о тайном»)24, где, как принято считать, зафиксированы исконно японские действа, проводимые во дворце императора в течение календарного года, и в своде придворных ритуалов «Бокудзансё» («Заметки с Северной горы»), отмечается, что при проведении найэн придерживались строгих правил:
23. Речь идет о специальном ритуале, проводимом с целью выражения почтения к тому месту, где будут сидеть участники пира. Завершался ритуал церемонией чинного получения чаши с сакэ. Примечательно, что немалое количество игр во время пира (в том числе состязаний на смекалку и память) имело в качестве отправной точки вино, а само вино перестает быть просто напитком, превращаясь в феномен культуры.

24. Массивное собрание обыкновений из 40 свитков (частично восстанавливаются только семнадцать свитков, в том числе «Сэйрёки» («Записи [Павильона] Чистой прохлады»)) «Сэнсю хики» было, по всей вероятности, плодом коллективного творчества группы придворных ученых. К таковым оказался причастен и Фудзивара Тамэфуса (1049–1115), попавший за свою проницательность и природный ум в круг ближних лиц императора, а потом и экс-государя (инсэй, досл. «повелевающий из молельни») Сиракава (прав. 1072–1086, ум. 1129).
82 а) место выбиралось к югу от Павильона Чистой прохлады или же торжество проводили непосредственно в Павильоне Человеколюбия и долголетия (Ниндзюдэн) [Бокудзансё, 1994, с. 148, 150, 153–155; Сэнсю хики, 1980, с. 124–125], хотя источники сохранили упоминания о том, что действо могло проходить и в других местах (для этого, к примеру, использовались два симметрично расположенных двора к западу от Павильона Чистой прохлады [Эйга моногатари, 1964–1965. Т. 1, c. 480, примеч. 57])
83 б) для пира устанавливали одну из дат с 21-го по 23-й день первого лунного месяца. Если на один из вышеозначенных дней выпадал День Крысы, то найэн предпочитали проводить в День Крысы; если же День Крысы не приходился на 21, 22 или 23 число первой луны, то выбирали день под покровительством иного циклического знака (например, День Змеи) [Бокудзансё, 1994, c. 148; Сэнсю хики, 1980, с. 123–124]
84 в) танцовщицы, приглашенные из Найкёбо25, исполняли танцы и музицировали [Бокудзансё, 1994, с. 150–155; Сэнсю хики, 1980, с. 132–135]; иногда музыкальные композиции создавали почетные гости, как, например, в 947 г., когда государь Мураками присутствовал на пиру в Павильоне Узорчатых шелков (Рёкидэн), а именитые царедворцы принесли с собой духовые и струнные музыкальные инструменты, дабы, «взяв за образец дух цветов и проникнувшись чарующим пением иволги, подражать ее голосу при помощи музыкальных инструментов» [Тэйсин коки (Тэнгё), 1956, 10–1–23, 947]26
25. Найкёбо — частная школа, где девушек обучали грациозным танцам и изысканной музыке. Время учреждения школы остается неустановленным (первое упоминание при государе Дзюнине (прав. 758–764)). В XIII в. школа Найкёбо пришла в упадок.

26. Главный министр (дайдзё дайдзин), канцлер (кампаку) и утонченный поэт Фудзивара Тадахира (880–949) не смог присутствовать на этом чарующем мероприятии, и его душевные терзания красной нитью проходят через все повествование о пиршестве в дневниковых записях Тадахира. Причиной отсутствия Тадахира на пиру стал «день истощения сил» (суйнити), который имел непосредственное отношение к дате рождения, возрасту и принадлежности к одному из «двенадцати зодиакальных животных». В такой день надлежало практиковать воздержание и ни под каким предлогом не участвовать в увеселительных мероприятиях. Дабы отвадить от себя опасности и избежать упадка, день именовали токунити («благочестивый день»).
85 г) обязательной частью программы было сочинение и декламация стихотворений-ши27 [Бокудзансё, 1994, с. 153–159; Сэнсю хики, 1980, с. 123–159] (так в 837 г. на глазах у государя Ниммё гости церемониального застолья слагали стихотворения на тему: «У цветочной изгороди любуемся пением соловья» [Сёку Нихон коки (Дзёва), 1934, 4–1–20, 837], в 874 г. слух божественного правителя Сэйва ласкали стихотворения на тему: «Весенний снег искрится на утренней сливе» [Канкэ бунсо, 1965, с. 65], а в 948 г. император Мураками повелел участникам пира «прочувствовать дух цветов ранней весной, чтобы источаемый ими аромат навеял рифмы поэтического сочинения» [Кюрэки (Тэнряку), 1958, 1–1–23, 948]
27. Стихотворения на стилизованном китайском языке (камбун) по правилам китайского стихосложения. Этот жанр японской поэзии получил название канси (досл. «стихотворения Хань») и пользовался наибольшей популярностью при императорском дворе и среди вельможной знати. Первая антология стихотворений-«ши» — «Кайфусо» («Милые ветры поэзии») — была составлена в 751 г. В традиционной Японии социальный статус поэта был весьма высок.
86 д) император открывал и завершал пир, пребывая на возвышении над остальными гостями (зачастую завсегдатаем торжества был и наследник престола) [Бокудзансё, 1994, с. 150–152, 493; Сэнсю хики, 1980, с. 156–159].
87 Государственный муж, ученый и прославленный поэт Сугавара Митидзанэ (845–903) в предисловии к стихотворению-ши «Ранней весной в Павильоне Ниндзюдэн слагают стихотворения о весеннем тепле» писал о пиршестве-найэн: «Если человек не находился в числе поданных, которым благоволил государь, или не являлся поэтом, которому было велено слагать стихотворения, то мог ли он и помыслить о том, чтобы так вести чистые беседы, развлекаться, предаваться мечтам и радоваться, как на том пиру?» [Канкэ бунсо, 1965, с. 79]. Т. е. если человек не входил в состав доверенных лиц государя, то он не мог участвовать в дворцовых пирах, но даже если придворный принадлежал к числу высших сановников, то не существовало гарантий, что он будет приглашен на найэн. Это был пир для узкого круга посвященных.
88

Аргументируя свои варианты истории происхождения японских пиров-найэн, сторонники описанной точки зрения обращаются к тексту грандиозного сводного исторического труда «Руйдзю кокуси» («Систематизированная национальная история»)28, составленного по повелению императора Уда (прав. 887–897) в 892 г. группой ученых под руководством незаурядного человека — талантливого придворного и выдающегося знатока китайской культуры Сугавара Митидзанэ. Для японского историописания это был принципиально новый класс текстов — справочных пособий, где материал был расположен по рубрикам: «небесные и земные божества», «императорская семья», «женский дворец», «придворные», «ритуалы», «законы», «должности и ранги», «система землепользования» «благие знамения», «несчастливые предзнаменования» и т. д. (всего 18 разделов). Главенствующая целеустановка «Руйдзю кокуси» состояла в приведении событий, зафиксированных в «Шести национальных историях» («Риккокуси»)29, в порядок в соответствии с хронологической и тематической последовательностью [Сакамото Таро, 2007, с. 138–142].

28. Из 200 свитков до нашего времени сохранилось 62.

29. «Шесть национальных историй» — погодные летописи, составленные по императорскому рескрипту и призванные засвидетельствовать взгляды правителя и государева двора по вопросам управления подвластной территорией, а также продемонстрировать принципы, на основе которых осуществляются взаимоотношения с другими государствами. «Шесть национальных историй» фиксировали события от «эры богов» до 887 г. Главными объектами описания составителей «Риккокуси» были император и его ближайшее окружение.
89

В «Руйдзю кокуси» относительно ранней истории дворцовых пиров находим следующие свидетельства:
90

«[Устроен] неофициальный пир. [На пиру] музицировали. Чиновники четвертого ранга и выше получили дары» [Руйдзю кокуси (Дайдо), 1934, 4–1–23, 809].
91

«В дальнем дворце был устроен неофициальный пир. Мужам, сведущим в стихосложении-«ши», было велено сочинять стихотворения. Государь вручил им дары» [Руйдзю кокуси (Конин), 4–1–21, 813].
92

«[Устроен] неофициальный пир. Девушки музицировали. Ближним слугам [в качестве даров] был поднесен хлопок» [Руйдзю кокуси (Конин), 8–1–21, 817].
93

«[Устроен] неофициальный пир. Ближним слугам [в качестве даров] был поднесен хлопок» [Руйдзю кокуси (Конин), 9–1–21, 819].
94

«[Устроен] неофициальный пир» [Руйдзю кокуси (Конин), 10–1–20, 820].
95

«В Павильоне Ниндзюдэн состоялся дворцовый пир-«найэн» Было велено сочинять стихотворения о весне и танцах. В закатный час [все присутствующие] получили от императора дары» [Руйдзю кокуси (Тэнтё), 8–1–20, 831].
96

Как явствует из текста «Руйдзю кокуси», традиция дворцовых пиршеств возникла еще при предшественнике Сага-тэнно — государе Хэйдзэй (прав. 806–809), однако пир, устраиваемый в 20-х числах первого лунного месяца, еще не назывался найэн, он именовался кёкуэн, то есть пир, организованный неофициально, вне установленного церемониала, без какого-либо значимого повода. Предполагается, что такие застолья не носили характера официальных политических приемов. Однако в бытность Сугавара Митидзанэ неофициальные дворцовые пиры с чтением изысканных стихотворений-канси были укоренившейся при государевом дворе традицией.
97 Ключевой вопрос дискуссии о происхождении дворцовых пиров в эпоху Хэйан заключается в том, были ли эти пиры исконно японской традицией или нет? «Доказывая», как представляется, «истинные» корни вышеупомянутого придворного торжества, приверженцы точки зрения об исконно японских истоках «найэн» опираются на суждение Сугавара Митидзанэ:
98 «О дворцовых пирах-найэн, которые проводились ранней весной, нет упоминаний в «Цзин Чу суй ши цзи»30. Нет примеров [аналогичных пиршеств] в [Китае] в периоды Чжоу и Хань. Повелитель самолично установил [эту традицию] в прежние времена и обычай существует [и ныне] при нашем совершенно мудром императоре» [Канкэ бунсо, 1965, с. 148]. Как следствие, гипотеза о том, что являющаяся характерной особенностью самобытной японской культуры традиция пиров-найэн, которую инициировал «император-мудрец» Сага, стала широко распространенной в Японии.
30. «Цзин Чу суй ши цзи» («Записи о временах года Цзин-Чу») — фундаментальное собрание описания китайских обычаев, составленное в VI в. (точный год не известен). Сохранилось 77 свитков, где обыкновения из повседневной жизни и ритуальной практики расположены в календарном порядке. В эпоху Хэйан среди представителей интеллектуальной элиты «Цзин Чу суй ши цзи» рассматривалось в качестве высокоавторитетного сборника, детально повествующего о специфических особенностях китайских ритуалов.
99 Продолжение следует.

Библиография

1. Бокудзансё (Заметки с Северной горы). Токио: Синто тайкэй, 1994. — 664 с.

2. Канкэ бунсо. Канкэ косю (Литературное собрание дома Сугавара. Позднее собрание дома Сугавара). Токио: Иванами сётэн, 1965. — 739 с.

3. Кодзи руйэн (Энциклопедия дел стародавних). Токио: Кодзируйэн канкокай, 1914. Т. 2. — 1490 с.

4. Кюрэки (Дневник господина c девятой линии). Токио: Иванами сётэн, 1958. — 314 с.

5. Нихон коки (Поздние анналы Японии). Токио: Ёсикава кобункан, 1980. — 138 с.

6. Нихон Монтоку тэнно дзицуроку (Правдивые записи об императоре Японии Монтоку). Токио: Ёсикава кобункан, 1934. — 900 с.

7. Нихон сандай дзицуроку (Правдивые записи о правлении трех императоров). Токио: Эбису косё сюппан, 2009. Т. 1. — 716 с. Т. 2. — 470 с.

8. Пуришев Б. И. Западноевропейская литература XVII века. М.: Альянс, 2012. — 131 c.

9. Руйдзю кокуси (Систематизированная национальная история). Токио: Ёсикава кобункан, 1934. Т. 1. — 546 с. Т. 2. — 542 с.

10. Сакамото Таро. Сугавара Митидзанэ. Токио: Ёсикава кобункан, 2007. — 178 с.

11. Сёку Нихон коки (Продолжение поздних анналов Японии). Токио: Ёсикава кобункан, 1934. — 718 с.

12. Сэнсю хики (Собрание записей о тайном). Под ред. Токоро Исао. Токио: Кокусё канкокай, 1980. — 556 с.

13. Тэйсин коки (Записи господина Саданобу). Токио: Ринсэн сётэн, 1956. — 371 с.

14. Тююки (Записи правого министра). Токио: Ринсэн сётэн, 1934–1935. Т. 1. — 352 с.

15. Хэйан дзидай гисики нэнтю гёдзи дзитэн (Энциклопедия ежегодных обрядов в период Хэйан). Под ред. Абэ Такэси, Ёсио Акико, Айсо Такаси. Токио: Токёдо сюппан, 2003. — 378 c.

16. Шицзин (Книга песен и гимнов). Пер. А. А. Штукина. М.: Художественная литература, 1987. — 352 с.

17. Эйга моногатари (Повесть о славе). Под ред. Мацумура Хиродзи и Яманака Ютака. Токио: Иванами сётэн, 1964–1965. — 589 с.

18. Юсоку кодзицу дайдзитэн (Большой словарь обыкновений и дел стародавних). Под ред. Судзуки Кэйдзо. Токио, 1995. — 718 с.

19. A Tale of Flowering Fortunes. Annals of Japanese Aristocratic Life in the Heian Period. Translated with an Introduction and Notes McCullough, William H. and McCullough, Helen Craig. Stanford, CA: Stanford University Press, 1980. — 910 p.

20. Dünnhaupt G. Friedrich Rudolph Ludwig Freiherr von Canitz (1654–1699). Personalbibliographien zu den Drucken des Barock. Bd. 2. Stuttgart: Hiersemann 1990. S. 969–976.

21. The Cambridge History of Japan. Vol. 2. Heian Japan. Ed. by Donald H. Shively and William H. McCullough. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 2008. —782 p.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести