После того как в 1830 году Франция установила власть над Алжиром, французское правительство стало преподносить его колонизацию как цивилизационную миссию, цель которой — возродить некогда процветающую цивилизацию из руин и внедрить современные европейские технологии, образование и медицину. 

Чтобы оправдать колониальное насилие, включавшее в себя крупномасштабную экспроприацию земель алжирских племен, французское правительство изображало Алжир как архаичную, отсталую и варварскую цивилизацию, над модернизацией которой французские колонизаторы и алжирцы «мирно работают» вместе. За сто с лишним лет колониального периода алжирской истории «модернизировать» страну приехало множество европейцев, не только французов. Позднее их стали называть франкоалжирцы или <em>pieds</em><em>-</em><em>noirs</em>, дословно «черноногие»¹. После начала войны за независимость франкоалжирцы, большинство из которых уже родились в Алжире, а также этнические алжирцы, сражавшиеся на стороне республики, эмигрировали/репатриировались во Францию.

Во время и после восьмилетней войны за независимость почти миллион человек — как алжирцев, так и французов — пересекли Средиземное море, чтобы обрести новый дом во Франции. Здесь они столкнулись не только с утратой родины, но и с трудностью самоопределения: в метрополии франкоалжирцев воспринимали как мигрантов.

В XXI в., когда об алжирской войне стали говорить относительно открыто, тема переживания колониального опыта среди художников-репатриантов и их потомков нашла отражение в искусстве. Например, она становится центральной темой выставки «Между корнями и горизонтом» (<em>Entre</em><em> </em><em>racines</em><em> </em><em>et</em><em> </em><em>horizon</em>), прошедшей в 2018 году и собравшей художников, скульпторов и фотографов <em>pieds</em><em>-</em><em>noirs</em>, посредством искусства рассказавших свои личные истории и воспоминания об алжирской родине. Среди участников выставки назовем следующих: Жозет Жомарай (<em>Josette</em><em> </em><em>Jomaray</em>), Шанталь Ромби (<em>Chantal</em><em> </em><em>Rombi</em>), Жан-Франсуа Галеа (<em>Jean-</em><em>François</em><em> </em><em>Galéa</em>), Николь Гиро (<em>Nicole</em><em> </em><em>Guiraud</em>), Жос Шатель (<em>Joss</em><em> </em><em>Chatel</em>), Габи Казини (<em>Gaby</em><em> </em><em>Casini</em>) и Жозетт Спьяджа (<em>J</em><em>osette</em><em> </em><em>Spiaggia</em>), Пьер Гименес (<em>Pierre </em><em>Gimenez</em>) и Мари-Клод Сан-Хуан (<em>Marie-Claude</em><em> San </em><em>Juan</em>).

Интересно сравнить Николь Гиро и Патрика Альтеса (<em>Patrick</em><em> </em><em>Altes</em>), по-разному воспроизводящих и перерабатывающих пост-травматический опыт военного времени — Николь как очевидец событий, а Патрик как транслятор воспоминаний событий, в которых участвовала его семья. Гиро находилась в кафе-мороженом во время взрыва, искалечившившего ее отца, а ее саму лишившего руки². Она помнит детство в Алжире, которое представляется ей безмятежным и полным ностальгии, с одной стороны, и связанным с насилием — с другой. Патрик Альтес не испытывает ностальгии по ушедшей родине, которую почти не помнит, но передает воспоминания об Алжире через опыт своей семьи и друзей. Оба художника работают в похожих многослойных техниках, с их помощью «накладывая личные воспоминания на коллективную память об Алжире и войне» [Chabert, 2018].

Николь часто работает в жанре коллажа, накладывая фотографии, как будто взятые из отчетов криминалистов — со сценами смертей и насилия, — на мирные пейзажи. В большинстве инсталляций она использует так называемые «найденные предметы» или objets trouvés, фотографии алжирского периода, вырезки из собственных дневников³, так или иначе связанных с темой Алжира, изгнания и потерянной идентичности.

На одной из живописных работ Гиро представлено то самое кафе “Milk bar”, в котором произошел взрыв (<em>Илл</em><em>.</em><em> </em><em>1</em>). В красочное изображение мирного пейзажа — улицы и проходящих мимо кафе людей — врываются лужи крови, ручеек которой спускается до самого низа картины. Поверх живописной картины контуром обведены фигуры искалеченных детей: девочка без руки (возможно, сама Гиро), мальчики без ноги. В нижней части картины Николь работает уже с излюбленной техникой коллажа, помещая туда фотографии жертв, вырезки из газет, иллюстрацию из детской книги «Красная шапочка». Над героиней сказки, стоящей с букетом белых цветов, вклеена надпись «Убийства невиновных» (<em>Massacres</em><em> </em><em>des</em><em> </em><em>innocents</em>), создающая своеобразный занавес между миром детства и взрослой жизнью, в которую готовится войти девочка. Эта новая взрослая жизнь изображена фотографией самой Гиро, а также мертвыми телами жертв войны. Кровавые события врываются в картины мирной жизни, всплывают в памяти их свидетеля. Как пишет Николь в дневнике: «Мой дневник за 1962 год — это рассказ об апокалипсисе, хроника последних дней французского Алжира и последнее свидетельство перед исходом из ныне исчезнувшего мира, окутанного дымкой истории, память о котором, как мы тщетно верили, можем “изничтожить”» [Guiraud, 1962, p. 10].

<em>Илл</em><em>. 1</em>. Н. Гиро. <em>Кафе-мороженое</em>. 2012

<em>Fig</em><em>.</em><em> </em><em>1.</em> N. Guiraud. <em>Milk</em><em> </em><em>bar</em>. 2012

Source: [Hubbell, 2018]

В отличие от Гиро, Патрик Альтес, родившийся в Алжире в 1957 г., практически не помнит события военных дней. В своем творчестве он чаще исследует коллективное отношение к прошлому, в том числе у людей, вынужденно покинувших Родину. Его личная история и воспоминания преломились в поиск идентичности — не только своей, но и коллективной. Так, в серии работ «История революции(й)» он пишет: «в мире постоянных и стремительных преобразований идентичность может основываться на чувстве принадлежности к определенной “материнской” или “отцовской” земле… но живя в культуре, отличной от той, к которой мы принадлежали, мы начинаем испытывать отчуждение, беспокойство и ощущение “инаковости”» [A Story of Revolution(s). Undated].

Воспоминания об Алжире стали темой работы «Эдемский сад» (<em>Garden</em><em> </em><em>of</em><em> </em><em>Eden</em>), где автор использует технику коллажа и старые фотографии: здесь встречаются два мира — прошлое и настоящее — черно-белый и цветной (<em>Илл</em><em>. </em><em>2</em>). Мы видим мусульманский Алжир: женщины в хиджабах и абайях, современные студенты, позирующие в парке; и Алжир прошлого: группа мужчин–франкоалжирцев в армейской форме, группы отдыхающих на скамейках, мать с ребенком, одетая в европейское открытое платье. Все они: и живые, и тени прошлого с черно-белых фотографий гармонично сосуществуют рядом, но на переднем плане, неприметная с края, женская фигура смотрит с балюстрады на происходящее черной тенью. Она, с одной стороны, вырезана из общей картины, а с другой — вклеена, будто сторонний наблюдатель. Только через ее фигуру проникает настоящий солнечный цвет, а не черно-белый, при этом в руках она держит современные сумки с розовыми ручками. Возможно, это девушка — мать Патрика, а картина — ее воспоминания, перемешанные с настоящим.

<em>Илл</em><em>.</em><em> </em><em>2.</em><em> </em>Патрик Альтес. <em>Эдемский</em><em> </em><em>сад</em>

<em>Fig</em><em>.</em><em> </em><em>2.</em> Patrick Altes. <em>Garden of Eden</em>

Source: [A Story of Revolution(s). Undated].

Мать Патрика появляется на другой работе той же серии —фотографии школьного класса 1947 года. В подписях к ней он поднимает вопрос о вынужденной эмиграции и спорит с устоявшимся мнением, что переезд во Францию был выгоден и желанен для уехавших (<em>Илл</em><em>. 3</em>). «Учитывая, что в этой группе школьниц не заметны следы какой-то ненормальности, серьезных психических заболеваний (и среди них, есть и моя мама); то с чего бы, став молодыми взрослыми людьми, они бы решили бежать во Францию, — страну, которую большинство из них не видели?» или «был ли исход в северную часть Средиземноморья в 1962 г. полностью добровольным и личным выбором? И если да, то “личный” выбор такой большой группы людей бежать во Францию представляется весьма ошеломляющим».

<em>Илл</em><em>.</em><em> </em><em>3.</em><em> </em>Патрик Альтес.<em> Школьная фотография</em>

<em>Fig</em><em>.</em><em> </em><em>3</em><em>.</em> Patrick Altes. <em>Class Picture</em>

Source: [A Story of Revolution (s). Undated]

Тема исхода, поиска идентичности, кочевничества и неприкаянности сквозит в работе с говорящим названием «Pied-noir, ковбой» (<em>Илл</em><em>. 4</em>). По пустынному апокалиптическому пейзажу скачет франкоалжирец, среди окружающих его воспоминаний о семье и покинутом городе на черно-белых фотографиях. Тут же рядом черно-белые африканские петроглифы и маски, осколками рассыпавшиеся по выжженной земле беспамятья.

<em>Илл</em><em>.</em><em> </em><em>4.</em><em> </em>П. Альтес<em>.</em><em> </em><em>Pied</em><em> </em><em>Noir</em><em> Ковбой</em>

<em>Fig. 4.</em> Patrick Altes. <em>Pied Noir Cowboy</em>

Source: [A Story of Revolution (s). Undated]

Альтес говорит, что в его работах нет ностальгии по Алжиру, скорее он «стремится оценить многослойную реальность французского присутствия в Алжире. Она имеет дело с понятием репрезентаций и с тем, как они влияют на процесс памяти и на нашу идентичность (мою в первую очередь)». Однако оба художника — и Гиро, и Альтес — исследуют новые пути преодоления исторической травмы Франции и Алжира, чтобы иметь возможность понять и принять друг друга сегодня [Hubbell, 2018].

Другая художница, также представленная на выставке «Между корнями и горизонтом» и помнящая об Алжире только по рассказам родителей, — Шанталь Ромби, чьи абстрактные картины напоминают о Средиземноморье: «у меня очень мало воспоминаний, кроме того, что мои родители рассказывали мне об Алжире, его великолепных пейзажах и красоте моря, которое я пытаюсь изобразить в своих картинах» [Chabert, 2018]. Для нее алжирская родина лишена трагической истории, это скорее идеалистические воспоминания о «покинутом рае», природной красоты и моря (<em>Илл</em><em>. 5</em>).

<em>Илл</em><em>. 5.</em> Ш. Ромби. <em>Без названия</em>

<em>Fig</em><em>.</em><em> </em><em>5.</em><em> </em>Ch. Rombi. <em>Un</em><em>name</em><em>d</em>

Source: <a target=_blank href="https://www.mandelieu.fr/18599-chantal-rombi.htm">>>>></a> (accessed 01.07.2024)

Интересно, что у Мэтью Бори, стрит-художника, ностальгия по детству в Алжире трансформировалась в романтизм, «забытый в современном обществе». В коллажах художник использует фотографии, «забытые образы», предметы, собранные в путешествиях: ведя со зрителем диалог с помощью историй о прошлом, он находит собственный голос. Для выставки «Между корнями и горизонтом» Бори представил мурал «Корни и горизонты», сделанный в одном из самых многонациональных районов Монреаля (<em>Villeray</em><em>–Saint-</em><em>Michel</em><em>–</em><em>Parc-Extension</em> / VSMPE). В округе проживает около 75 этнических сообществ, и выполненная Мэтью Бори стенопись посвящена проблеме сосуществования различных культур: в ней использованы традиционные для разных регионов орнаменты, используемые в керамике, текстиле стран происхождения мигрантов и их потомков. Ввиду собственного происхождения художника в его работе в большей степени отражены североафриканские мотивы (<em>Илл</em><em>. 6 а; 6 б</em>).

<em>Илл</em><em>.</em><em> </em><em>6а, 6б.</em><em> </em>Мэтью Бори. <em>Зерна и горизонты</em>. 2016

<em>Fig</em><em>.</em><em> </em><em>6</em><em>a</em><em>, 6</em><em>b</em><em>.</em> Mathieu Bories. <em>Racines</em><em> et Horizons</em>. 2016

© Mathieu Bories, produit par MU Crédit photo: Mathieu Bories

Source: [Racines et Horizons, 2016]

Итак, прошедшая выставка и творчество собранных на ней художников pieds-noirs интересны для исследователей, в первую очередь, с точки зрения работы с памятью, травмой и проблематикой идентичности (ее ре/конструирование, отбор и фильтрация воспоминаний о родине — любопытный кейс для тех, кто занимается идентичностью современных мигрантов). Сам факт того, что выставка была организована из художников франкоалжирского происхождения, свидетельствует, с одной стороны, об изменении отношения французов к алжирской трагедии, о признании войны, а с другой — о том, что уже прошло достаточно времени для творческого осмысления того, как война за независимость и колониальный период видятся в прошлом и влияют на настоящее.