Post-Zionism, the “New Historians” and Their Opponents in Israel
Table of contents
Share
QR
Metrics
Post-Zionism, the “New Historians” and Their Opponents in Israel
Annotation
PII
S268684310030107-5-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Alexander Lokshin 
Occupation:  Leading Research Fellow, Israel and Jewish Studies Department
Affiliation: Institute of Oriental Studies, RAS
Address: Moscow, Russia
Edition
Pages
78-92
Abstract

The paper examines the views of the so-called “new historians” in Israel, a post-Zionist trend in historiography that declared itself at the end of the last century in the context of the intensification of the peace process in the Middle East. The authors, who considered themselves to be part of this group of researchers, revised the main provisions and conclusions of traditional Israeli historiography. The publications of the “new historians” mainly concerned the events of the creation of the State of Israel in 1948, the first Arabo-Israeli war of 1947–1949, the causes of the Zionist movement in Europe, its features, the impact of the Holocaust tragedy on the formation of the Israeli state, society, and national identity. The question was also raised how unique and peculiar is Jewish history in general. The author presents the attitude of their opponents and critics to these publications — political scientists and historians, who still represent well-established views and assessments. The main conclusion of the paper is that the “new historians” are not to be seen as pioneers of new historiography, being certainly symptoms of a new trend. Post-Zionist publications and media appearances represented the political interests of groups seeking to construct their own version of collective memory and national identity. In the future, if the peace process in the Middle East is resumed and a new round of negotiations between Israel and the Palestinians begins, a socio-political atmosphere may arise in which some of the ideas and approaches of the “new historians” can be in demand, gain support and understanding.

Keywords
Jews, Israel, new historians, the problem of Palestinian refugees, Zionism
Received
27.02.2024
Date of publication
22.04.2024
Number of purchasers
6
Views
309
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
1 «Пост-сионизм» — таково общее название ряда концепций, к которым в конце прошлого и начале нынешнего столетий обратились некоторые историки и социологи в Израиле и ряде других стран. В престижных издательствах США и Великобритании вышли книги Симхи Флапана [Flapan, 1987], Бени Морриса [Morris, 1987], Илана Паппе [Pappe, 1987, 2017], Ави Шлаима [Shlaim, 1988, 2001], Барух Киммерлинг [Kimmerling, 1989, 2001]. Как в прессе, так и в некоторых кругах научной общественности, прежде всего США и Израиля, выход в свет этих монографий был воспринят как появление нового направления в израильской историографии.
2 Автор видит свою задачу прежде всего в том, чтобы проанализировать взгляды ведущих историков, ориентированных на идеологию «пост-сионизма», показать отношение к ним оппонентов, определить место трудов так называемых «новых историков» в современной историографии.
3 «Новые историки»
4 Профессор истории университета им. Бен-Гуриона в Негеве Б. Моррис в статье, опубликованной в 1988 г. левым американским еврейским журналом «Тиккун», отнес самого себя и ряд авторов, придерживавшихся близких подходов, оценок и взглядов к историкам, названным им «новыми» [Morris, 1988]. Так определение «Новые историки» закрепилось как за ним, так и за целым рядом других исследователей. Их книги, статьи и многочисленные выступления в печати касались в основном событий 1947–1952 гг.: создания Государства Израиль; первой арабо-израильской войны 1947–1949 гг. («Война за независимость») и последовавших за ней соглашений. В этих публикациях рассматривались и такие вопросы, как идеология и практика сионистского движения, Холокост и его влияние на образование еврейского государства, формирование национальной идентичности, характер израильского общества. Авторы ставили и вопрос о том, насколько уникальна и своеобразна еврейская история вообще.
5 Британский историк А. Шлаим — профессор кафедры международных отношений в Оксфордском университете, основываясь на ставших доступными израильских и английских архивных документах, утверждал, что накануне и во время первой арабо-израильской войны существовало преднамеренное и заранее обдуманное, направленное против палестинских арабов, соглашение Израиля с Трансиорданским Хашимитским королевством. Однако оппоненты Шлаима отмечали, что документальные свидетельства однозначно опровергают его выводы о контактах между Израилем и Трансиорданией — до, во время и после Войны за независимость 1947–1949 гг. Если и существовал какой-либо сговор, писал профессор Хайфского университета, специалист по истории Армии обороны Израиля Йоав Гелбер, направленный против палестинцев в 1948 г., то он был осуществлен не в результате договоренности между Израилем и королем Абдаллой ибн Хусейном, а между Великобританией и Трансиорданией. Анализ документов, отмечал Гелбер, свидетельствует и о том, что просто не существовало заявленного согласия Великобритании на захват Трансиорданией арабской Палестины: скорее, то был выбор по умолчанию, а не сговор [Gelber, 2006, p. 102–110].
6 Появление исследований «новых историков», в которых давалась иная, подчас противоположная устоявшимся взглядая интерпретация, оценка и даже сам подбор фактов и событий еврейской истории и истории Израиля, было вполне предсказуемым. В конце 1980-х гг. в Израиле был снят гриф секретности с архивных документов тридцатилетней давности. Процесс рассекречивания архивных материалов начался уже с конца 1970-х гг., и историки обратились к изучению целых комплексов архивных документов, ставших доступными в Израиле, Великобритании и США. Уже с середины 1980-х гг. результаты этих исследований стали публиковаться в израильских научных журналах: Cathedra, Ha-Tziyonut и Studies in Zionism.
7 Новое поколение исследователей считало себя новаторами, ниспровергающими устаревшие взгляды и установки сионистской историографии, а нередко и сами принципы идеологии Израиля — политического сионизма. Некоторые из «новых историков» разделяли марксистские или неомарксистские взгляды, а большинство являлись последователями постмодернистских теорий, в частности идеи о том, что не существует объективной исторической правды, к которой стремятся исследователи, фактически не будучи в состоянии ее определить, тогда как на самом деле можно говорить лишь о различных исторических версиях — «нарративах». Это понятие, означающее содержательное повествование, ввел в научный обиход немецко-израильский историк, руководитель Института еврейской истории имени С. Дубнова в Лейпциге профессор Дан Динер [Diner, 1995, p. 147–170; Динер, 2010]. Нарративы нередко отражают взгляды различных групп, оказавшихся вне поля зрения официальной историографии. Впрочем, опираются они, прежде всего, на источники, которые соответствуют или близки к взглядам автора. Всегда имеются опасения, что документы могут быть подобраны тенденциозно, на основе принадлежности исследователя к той или иной общественной страте, классу или к направлению в историографии.
8 Создание Израиля и Война за независимость 1947–1949 гг.
9 Многие из «новых историков» принадлежали к поколению, родившемуся после 1948 г., то есть после провозглашения независимости Израиля и их личный опыт не был связан с Первой арабо-израильской войной — с периодом, когда судьба Израиля буквально висела на волоске. Не испытали они и потерь той войны (потери израильтян — более 6000 человек составляли 1% всего еврейского населения Палестины — самые значительные за всю последующую историю страны). Одна из основных тем исследований этого направления посвящена созданию Израиля и связана с изучением вопроса о возникновении проблемы палестинских беженцев. В своей книге Б. Моррис рассматривал этот и по сей день, крайне болезненный вопрос и обращался к анализу рассекреченных материалов из израильских архивов [Morris, 1987].
10 Традиционная израильская историография видела причину исхода беженцев в 1948 г. в основном в неоправданных страхах перед евреями или объясняла тем фактом, что в преддверии вторжения армий арабских государств в Палестину в мае 1948 г., палестинцы получили от своих лидеров указание покинуть дома. Однако Моррис нашел доказательства тому, что примерно 700 тысяч палестинских беженцев во время Войны за независимость 1947–1949 гг. бежали из-за военных действий или грозящих атак израильской армии и в результате изгнания. По его мнению, хотя централизованного израильского плана насильственной экстрадиции арабов и не существовало, приказы о депортации арабского населения из того или иного населенного пункта, могли исходить и от израильского командования. Вместе с тем Моррис считал, что его книга вряд ли удовлетворит историков, придерживающихся только произраильской или, напротив, пропалестинской точки зрения.
11 Однако по мнению критиков отбор фактов и свидетельских показаний в книге Морриса нередко определялся политическими взглядами самого автора. Как отмечала профессор истории Тель-Авивского университета Анита Шапира, переоценка целого ряда событий войны не вызывает возражений, в ходе войны 1948 г. палестинцы действительно страдали и далеко не все добровольно покинули дома. Многие были изгнаны, имели место зверства и убийства. Однако масштабы событий вызывают споры. Вывод Морриса о том, что изгнание арабов было вызвано целым рядом факторов актами изгнания, инициированными израильским правительством и армией, распадом палестинского общества и скорым бегством его руководства и элиты действительно вполне обоснован, но автор обходил стороной вопрос о роли арабского руководства в трагических событиях. При этом доступ к арабским источникам для исследователей ограничен и по сей день. Тем не менее публикация исследований Морриса повысила осведомленность общественности Израиля о бедствиях, постигших арабское население во время войны 1948 г. [Shapira, 1995, p. 14].
12 Для «новых историков» самоочевиден факт, что в Войне за независимость израильская сторона выступала как сильная и агрессивная, а палестинцы были униженными и оскорбленными. Израильский историк Илан Паппе, придерживающийся крайне левых радикальных воззрений даже среди «новых историков», пытался доказать, что Израиль был сильнее арабских армий, ставя под сомнение утверждение о том, что еврейской общине  ишуву угрожала опасность уничтожения [Pappe, 1987]. В этом случае остается неясным вопрос, почему при принятии одного из самых судьбоносных решений в еврейской истории о провозглашении независимости Израиля, руководство ишува сомневалось, стоит ли это делать именно в тот момент. Численность еврейского населения в Палестине на то время составляла не более 650 тысяч человек. Шанс, что оно переживет день рождения своего государства, зависел от способности ишува противостоять вторжению армий Ливана, Сирии, Ирака, Трансиордании и Египта.
13 Переговоры о мире с королем Трансиордании Абдаллой закончились неудачно. Однозначно за уходом англичан должно было последовать арабское вторжение. На вопрос лидера ишува Давида Бен-Гуриона, насколько Хагана  подпольные вооруженные силы, готовы к решающему часу, один из командующих Игаль Ядин ответил: «Шансы у нас очень слабые. Если быть более откровенным, то… у них большое превосходство». О преимуществе арабов в тяжелом вооружении свидетельствовал отчет и другого командира Хаганы Исраэль Галили [Бар-Зохар, 1985, c. 387]. По оценке британской разведки, еврейский ишув не должен был выстоять перед лицом совместного вторжения арабских армий [Рубинштейн, 2000, с. 303]. «Война 1948 г., отмечал политолог, бывший министр просвещения Амнон Рубинштейн,  была, вне всякого сомнения, войной немногих против многих, слабых против сильных. Но и на израильской стороне не все были “сынами света”, и в ходе Войны за независимость, было допущено много несправедливости. С пост-сионистами у нас спор о другом. Многие критики также поднимали эти вопросы и призывали к исправлению несправедливых действий еще до того, как пост-сионисты указали обвиняющим перстом на сионизм» [Рубинштейн, 2000, с. 303–304].
14 Нередко исследователи нового поколения не желали принимать в расчет тот факт, что именно политические лидеры палестинцев и руководители арабских государств отвергли план о разделе Палестины и развязали войну. В другой книге Паппе разоблачал десять «наиболее влиятельных и живучих антипалестинских мифов», навязанных сионистами: «Палестина была пустой, засушливой и практически заброшенной землей, которая расцвела благодаря сионистским поселенцам; евреи были народом без земли; сионизм — это иудаизм; сионизм не имеет отношения к колониализму; палестинцы добровольно покинули свои дома в 1948 г.; война 1967 г. была безальтернативной войной для Израиля; Израиль — это единственная демократия на Ближнем Востоке; мифы вокруг Осло; мифы о Газе; два государства для двух народов». Паппе утверждал, что раздел на два государства выгоден исключительно Израилю и может только усугубить и без того тяжелое положение палестинцев. Фактически он приходил к заключению, что прочный мир на Ближнем Востоке возможен без существующего израильского государства [Pappe, 2017]. Паппе призывал к академическому бойкоту израильских университетов, а в 2007 г. он был вынужден оставить свой пост в Хайфском университете и покинуть Израиль. В интервью, объясняющем это решение, он сказал: «Меня бойкотировали в моем университете, были попытки выгнать меня с работы. Я получаю звонки с угрозами, люди думают, что я либо сумасшедший, либо мои взгляды не имеют значения. Многие израильтяне считают, что я арабский наемник» [Paul, 2007].
15 Оппоненты пост-сионистских историков исходили из того, что те изучали палестинскую проблему изолированно от более широкого европейско-еврейского контекста. Как результат, подобный подход подрывал моральную основу создания еврейского государства, объяснял его существование в понятиях одной лишь силы. Критики «новых историков» признают правдивость некоторых приводимых фактов, но не согласны с их интерпретацией и с утверждениями о том, что Израиль «рожден в грехе» и настало время отказаться от сионизма и его идей. «Новые историки» нередко игнорировали такие события, как устроенную арабами бойню мирных жителей Хеврона, подстрекательские речи иерусалимского муфтия Хадж-Амина аль-Хусейни с призывами убивать евреев в Палестине. Почти не упоминали они и о выраженной готовности подавляющего большинства руководства ишува и правительства государства Израиль идти на компромисс о разделе страны между арабами и евреями. В предложенных ими нарративах не принимались в расчет не только неизменный отказ арабов даже обсуждать любые планы раздела, но и решительное несогласие их лидеров вступать в какие-то ни было переговоры с Израилем, многие другие факты, неудобные и противоречащие их утверждениям. Нельзя, считают их оппоненты, одну сторону в той войне представлять тотально «виновной», а другую — напротив, абсолютно «непорочной». Ошибочность подобного подхода многие критики видят и в том, что прошлое не стало предметом обсуждения и анализа на основе фактов и оценок, свидетельств современников, а в основном опиралось на политическую повестку сегодняшнего дня [Shapira, 1995, p. 17].
16 Сионизм и Катастрофа европейского еврейства
17 Политический сионизм не смог реализовать тезис Герцля о возможности урегулировать еврейский вопрос мирным путем. Посредством переселения евреев в Палестину из стран диаспоры, где преобладало насилие и ненависть, он предлагал разрешить проблемы как самих евреев, так и народов, среди которых они жили. Нацизм в Германии и поразительное равнодушие к судьбе гибнущих евреев, отказ предпринять что-либо для спасения евреев властями ведущих держав свидетельствовали, что интеллигентный диалог и контакты с антисемитами, на которые рассчитывали сионисты до Второй мировой войны, нереален. Ни один сионистский деятель той поры, включая и тех, кто, как лидер сионистов-ревизионистов Владимир (Зеев) Жаботинский, предупреждал о грозящей опасности и выступал за эвакуацию евреев из Европы, не мог предвидеть масштабы Холокоста. Эта трагедия продемонстрировала необходимость создания надежного убежища — государства для еврейского народа.
18 Катастрофа европейского еврейства в огромной мере повлияла на укрепление позиций сионистского движения, а бурные споры между сионистами и их противниками  автономистами и сторонниками ассимиляции затихли. Сионизм стал влиятельным политическим движением. Альтернатива установлению еврейского суверенитета в Палестине: духовный центр, двунациональное государство или любая иная форма, чем независимое государство, с повестки дня фактически была решительно снята. Исключением было обращение руководителей советского Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) к И. В. Сталину в феврале 1944 г. создать на территории освобождаемого Красной армией от нацистской оккупации Крыма, Еврейскую Советскую Социалистическую Республику [Костырченко, 2015, с. 410–438]. Это предложение было отвергнуто, а лидеры ЕАК в августе 1952 г. казнены.
19 В 1948 г. на основе международного права было создано государство Израиль. Холокост очень часто стал представляться как решающий аргумент при объяснении обстоятельств и причин, повлекших за собой образование еврейского государства в Палестине. Эта тенденция проявилась незадолго до окончания Второй мировой войны. Возникшая в результате Холокоста проблема еврейских перемещенных лиц играла центральную роль в борьбе за мировое общественное мнение накануне рождения нового государства. Так, постоянный представитель СССР при ООН Андрей Громыко 26 ноября 1947 г. на пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН выступил в поддержку предложения о разделе Палестины на два самостоятельных независимых государства, отметив, что «решение вопроса о Палестине… будет иметь большое историческое значение, так как такое решение будет идти навстречу законным требованиям еврейского народа, сотни тысяч представителей которого… все еще являются бездомными, не имеющими своих очагов, нашедшими лишь временный приют в специальных лагерях на территории некоторых западноевропейских государств» [Советско-израильские отношения, 2000, с. 270].
20 В Декларации независимости Государства Израиль, которую зачитал 14 мая 1948 г. в Тель-Авиве один из отцов-основателей еврейского государства Д. Бен-Гурион, были и такие слова: «Постигшая в недавнее время еврейский народ Катастрофа, жертвами которой были миллионы евреев в Европе, вновь непреложно доказала необходимость разрешить проблему еврейского народа, лишенного родины и независимости, путем восстановления еврейского государства в Эрец-Исраэль…» [Декларация независимости… 2006, с. 607].
21 В дальнейшем именно Холокост стал одним из официальных идентификационных символов Израиля. Подобная практика началась в 1960-е гг. Иностранным гостям, посещавшим Национальный институт памяти жертв Катастрофы  Яд Ва-Шем в Иерусалиме, неизменно указывали на причинную связь между Холокостом и созданием Израиля. Лидеры еврейского государства подчеркивали в заявлениях, что важнейший урок, извлеченный из трагедии, состоит в приверженности Израиля сделать все, чтобы подобное не могло повториться никогда.
22 Однако «новые историки» демонстрировали иную трактовку уроков Холокоста. Израильский историк и публицист влиятельной газеты «Ха-арец» Том Сегев исследовал решающее влияние, оказанное Холокостом на самоидентификацию израильтян, на идеологию и политику Израиля в целом. Его исследование основано на рассекреченных документах, дневниках и встречах с людьми. Сегев выдвигал идею о том, что национальная память в критические моменты (например, в такие, как в «деле Эйхмана») формировалась и манипулировалась в соответствии с идеологическими требованиями государства [Segev, 1993]. На протяжении десятилетий Холокост формировал идентичность населения целой страны и не только тех, кто тогда выжил и смог прибыть в Палестину, но и всех израильтян. Именно они и составили тот «седьмой миллион» [Segev, 1993, p. 11].
23 Осознание Холокоста росло и стало своеобразной формой светской религии и частью сионистской идеологии — важнейшим источником, из которого израильтяне черпали элементы идентичности, играя все более важную роль в продолжающихся дебатах о том, какими фундаментальными ценностями должно руководствоваться израильское общество. Холокост  уничтожение нацистами шести миллионов евреев оправдывал любые действия государства, направленные на укрепление безопасности Израиля. Считалось, что само существование и безопасность Израиля должны опираться исключительно на военную мощь. Но подобная установка, утверждали «новые историки», препятствовала усилиям по заключению мирного компромиссного соглашения c арабскими странами и палестинцами. Сегев писал: «Парадокс состоит в том, что фаталистические уроки этого наследия Холокоста подрывают сионистскую мечту о том, чтобы еврейский народ стал подобно всем другим народам, а страна — подобно другим странам» [Segev, 1993, p. 517]. Впрочем, это не означает, что нужно отказаться от памяти о Холокосте. Вынесенный урок состоит, прежде всего, в том, что необходимо сохранять демократию, бороться с расизмом и защищать права человека. Сегев писал, что военнослужащим Армии обороны Израиля следовало бы отказаться от выполнения явно незаконных приказов командования, ведь именно так поступил в свое время Б. Моррис во время службы в Армии обороны Израиля в 1988 г., во время первой интифады отказавшись служить на Западном берегу реки Иордан, за что был отправлен на три недели в военную тюрьму. Сегев соглашался с тем, что усвоение «гуманистических уроков Холокоста» — дело трудное, поскольку страна защищается и борется за существование, но сделать это, отмечал он, совершенно необходимо.
24 Пост-сионистские историки выступали с требованием отделить дискуссию о Катастрофе от обсуждения вопросов по палестино-израильскому конфликту. Он воспринимался, прежде всего, в ближневосточном контексте, а причины и обстоятельства его возникновения прочно связывали, прежде всего, с израильскими действиями. Это означало, по мнению критиков, что новая израильская идентичность отторгалась от еврейской истории. Стремление поставить в центр внимания арабо-израильский конфликт исходило из желания игнорировать влияние Холокоста на формирование израильской идентичности. Со страниц влиятельной «Ха-арец» Паппе утверждал: «Государство Израиль было создано с помощью западного колониализма. Оно намеренно искореняло палестинское население и оправдывало задним числом эту практику на основе еврейской “уникальности”, возникшей в результате Холокоста» [Ha–аretz, 24 June, 1994].
25 С другой стороны, Паппе и его единомышленники писали и о том, что сионистское руководство ишува закрывало глаза на то, что происходило с евреями в оккупированной нацистами Европе и не предприняло необходимых усилий для спасения европейского еврейства от уничтожения. Лидеры сионистского истеблишмента предпочитали выдавать сертификаты на въезд единомышленникам, а отношение к евреям Европы, в том числе и к тем, кто смог избежать уничтожения, было проникнуто типичным высокомерием и неприязнью, основанных на сионистской идее об «отрицании галута» диаспоры. Тем самым, традиционная израильская историография, отмечали «новые историки», искажает историю Катастрофы, преуменьшает роль тех, кто не разделял идеи сионистов и сражался в рядах борцов гетто и партизан и тем самым «сионизирует» Катастрофу. Оппоненты «новых историков», в свою очередь, отмечали, что для спасения евреев в Европе руководство ишува в годы Второй мировой войны не обладало достаточными политическими, экономическими и военными ресурсами. В ту пору еще не были известны и подлинные масштабы Катастрофы. Сохранялся и высокомерный взгляд жителей еврейской общины Палестины на евреев диаспоры. В ишуве явно не имели представления о том, в каких условиях в европейских странах оказались евреи накануне и во время войны и нацистской оккупации. Отсюда исходило и требование, чтобы евреи не «шли как овцы на убой», чтобы они восстали и сражались, защищая свою жизнь и достоинство.
26 Постмодернизм и пост-сионизм
27 С конца 1960-х гг. и в последующие два десятилетия среди радикальных левых публицистов, общественных деятелей и историков получили распространение представления о том, что государство Израиль было «рождено в грехе» и с самого начала стремилось узурпировать власть над палестинскими арабами — изгнать их с земли, что и было реализовано в 1948 г. Во время дискуссий в печати и на ТВ появились утверждения, что сионизм по самой своей природе носит колониальный характер. Эти и подобные выводы к 1990-м гг. стали характерны уже не только для взглядов еще недавно политических маргиналов. Публицисты и историки из левого лагеря стремились к почти тотальной переоценке недавнего прошлого. Интерес и доверие у широкой аудитории стало вызывать, по сути, любое негативное высказывание о недавних фактах и событиях в истории ишува и государства Израиль. Острая критика прошлого имела у радикалов вполне прагматическую цель и была направлена на изменение современной политики [Shapira, 1994].
28 Критическое восприятие персонажей и событий прошлого вело к подрыву национальной идентичности и к возобновлению дискуссии о ее природе. Политические цели преследовали и выступления в прессе. Задачей по формированию и сохранению коллективной памяти израильтян на рубеже столетий озаботились уже не ее традиционные носители — историки и мемуаристы, а журналисты, публицисты и телевизионные ведущие. Общая память о прошлом все более улетучивалась, а ее место заняли отдельные детали и фрагменты. Показательно, что о «новых историках», их оценках и взглядах писали в основном в средствах массовой информации, а не их коллеги по цеху. Больший общественный интерес вызывали полемика, споры и дебаты, а не спокойный и сбалансированный анализ прошлого. В результате любая надуманная гипотеза, критическое восприятие персонажей и событий прошлого нередко вели к подрыву национальной идентичности и к возобновлению дискуссии о том, какой должна быть ее природа.
29 Следует указать и еще на одну, менее заметную, хотя и не менее важную особенность характерную для многих из тех выступлений и дебатов. То был дрейф в национальном консенсусе, в признанных образцах коллективной памяти. Идеи, которые еще в 1970-х гг. представлялись маргинальными, к концу XX в. были признаны заметной частью общества. В политической сфере произошли важные изменения: признание существования палестинского народа и стремление достигнуть исторического примирения с ним; на уровне коллективной памяти проявилась большая готовность согласиться с точкой зрения о том, что образование Израиля принесло бедствия палестинцам. Начавшийся тогда мирный процесс и сопутствующие изменения повлияли на принятие частью израильского общества переоценки и трактовки фактов и событий, имевших место при рождении еврейского государства. Впрочем, признание иной точки зрения не обязательно означало появление комплекса вины и самобичевания за грехи прошлого, к чему тогда призывали некоторые «новые историки». Именно этого и опасались представители поколения Пальмаха — участники ударных отрядов Хаганы в войне 1948–1949 гг., после образования Израиля, вошедших в состав его вооруженных сил. Еще до создания еврейского государства сложилась группа молодых прозаиков и поэтов, впоследствии названная «дор ха-Пальмах» («поколение Пальмаха»), в произведениях которых отразилось коллективное сознание целого поколения. Они-то и создали идеализированный литературный образ «нового еврея» — гордого, энергичного, отважного строителя и борца. Позднее и этот романтизированный образ вызвал споры и подвергся острой критике.
30 Высказывались требования более трезвого и зрелого восприятия прошлого. В свою очередь, оппоненты «новых историков» отмечали, что целый ряд событий кануна и первых лет существования Израиля рассматривались ими как хроника несправедливости и страданий. Читателям предлагалось отождествлять себя с побежденными и критиковать победителей. Таким образом, сам факт того, что сионистское движение добилось некоторых успехов, делал его в их глазах аморальным.
31 «Новые историки» также потребовали абсолютно нового подхода к истории сионистского движения, истории и социологии Израиля в целом. За подобным взглядом стояли фундаментальные изменения по отношению к сионистскому проекту: от представления о нем как позитивном и важном элементе в еврейской истории до взгляда на то, что хотя и Израиль существует, но этот факт не имеет существенного значения [Pappe, 1997]. Приверженцы этих взглядов предлагали отказаться от идеологических, сионистских компонентов Израиля и стать светским, демократическим государством без какого-либо указания на его национальный характер, то есть «еврейское государство». Они пришли к утверждению, что собирание еврейского народа из стран диаспоры в Израиле уже близко к завершению, и страна вступает на путь превращения Израиля в государство, лишенного еврейской исключительности. Государство Израиль должно быть не еврейским, а демократическим государством для всех граждан. Они были убеждены в том, что Закон о возвращении, принятый кнессетом в 1950 г., представляющий право каждому еврею вернуться в Государство Израиль и получить израильское гражданство, устарел, никакой практической или идеологической потребности в нем больше нет. «Новые историки» считали, что закон о возвращении ущемляет права израильских арабов и палестинцев.
32 В работах некоторых последователей пост-сионизма открытым оставался и вопрос о том, останутся или будут упразднены в будущем государстве его символы: флаг и гимн, дни отдыха, сохранится ли само название Государство Израиль, как и столь же символическое Эрец Исраэль (Земля Израиля). Ряд «новых историков» смущало и употребление таких терминов, как «алия»  репатриация и «олим»  репатрианты.
33 Один из ведущих «новых историков» профессор социологии Еврейского университета в Иерусалиме Барух Киммерлинг для объяснения причин возникновения сионизма и создания Израиля отрицал необходимость обращения к парадигме «еврейской уникальности» и предлагал парадигму колониализма. Израиль может рассматриваться как подобное многим иммигрантско-поселенческое общество [Kimmerling, 1989, 2001, p. 268].
34 «Новые историки» исходили из того, что в настоящее время уже нет необходимости представлять Израиль как убежище от антисемитизма. Для них это явление, угрожавшее самому существованию еврейского народа и не исчезнувшее и поныне, из их терминологии вычеркнуто. Проявления юдофобии в различных странах не являлись предметом внимания «новых историков», они не касались этой проблемы в своих работах, хотя именно антисемитизм в немалой мере являлся движущей силой еврейского национализма, в том числе и политического сионизма.
35 В результате работы некоторых «новых историков» из пост-сионистских стали антисионистскими. По мнению А. Рубинштейна, они использовали любую возможность «чтобы представить сионизм и Израиль запятнанным с момента возникновения. Эти авторы были заинтересованы не в том, чтобы вскрыть факты попрания справедливости в прошлом и восстановить ее в настоящем. Они ставили под сомнение само право еврейского народа на существование и свой национальный очаг» [Рубинштейн, 2000, с. 305], что превращало пост-сионистский тренд в антисионистскую пропаганду. Пост-сионизм, писал он, вышел за рамки критического академического анализа и на наших глазах, становится идеологией. Об этом, в частности, свидетельствовало и заявление писателя и главного редактора леволиберальной газеты Ха-арец Ханоха Мармари отметившего, что близится «день окончания миссии сионистского движения, когда оно сможет объявить о самороспуске, зная, что добилось впечатляющего, хотя и не полного, успеха» [Haretz, 11 Nov. 1994]. Впрочем, всякий раз сам факт появления новой волны репатриантов опровергал тезис о том, что источники алии иссякли. Большая волна иммиграции из стран бывшего СССР в конце XX – начале XXI в. стала неожиданностью для тех, кто заявлял, что необходимо отменить Закона о возвращении.
36 Впрочем, требования об отмене закона были отмечены уже вскоре после создания Израиля. Так, группа молодых еврейских интеллектуалов в конце 1940-х начале 1950-х гг. выступила с идеологией «ханаанейства», основным тезисом которой было противопоставление формирующейся в Палестине новой нации — иврим, евреям стран рассеяния. «Ханаанейцы» считали, что эта новая нация будет состоять как из уроженцев страны независимо от их вероисповедания, так и из новых иммигрантов, желающих войти в ее состав. Молодые бунтари почти полностью отвергали культуру и наследие диаспорального еврейства. Сам термин «евреи» — «иехудим» означал для них не членов нации, а последователей определенной религии — иудаизма. Тем самым следует положить конец формальным связям с еврейством стран диаспоры [Shavit, 1987; Эпштейн, 2006].
37 Вместе с тем немало исследователей не принимают пост-сионистские взгляды и считают, что хотя Закон о возвращении не нарушает принципа равноправия и не противоречит демократическому характеру государства, он будет отменен в будущем. А. Шапира, придерживающаяся традиционной сионистской концепции, не исключает, что в ближайшие десятилетия граждане Израиля могут добровольно высказаться за отмену Закона о возвращении.
38 Случай Шломо Занда
39 К «новым историкам» причислил себя и профессор всеобщей истории Тель-Авивского университета Шломо Занд — автор вышедших на иврите в 2008–2010 гг. и переведенных на многие языки, в том числе и русский, книг «Кто и как изобрел еврейский народ» [Занд, 2010] и «Кто и как изобрел страну Израиль» [Занд, 2012]. Первая из них стала бестселлером в Израиле, Франции, Великобритании и США.
40 Для обоснования своих взглядов и для того, чтобы «снять сионистские очки» Занд, в отличие от большинства других «новых историков», обратился к библейскому периоду еврейской истории, к периоду Второго храма, к раннесредневековой истории Азии и Восточной Европы. Занд не является специалистом в области древней и средневековой истории, и у большинства специалистов – этнологов и историков его книги вызвали резко критические отклики.
41 Занд заявлял, что одну из основных задач он видит в том, чтобы «избавить еврейскую историю от мифологической пыли»: евреи обычно представляются как народ, изгнанный римлянами из земли, дарованной Богом, и несмотря на две тысячи лет скитаний сохранили свою уникальность, а благодаря сионистскому движению, наконец, вернулись на историческую родину — Палестину. Однако подобные представления носят «мифологический характер». Занд пытался доказать, что люди, называющие себя евреями, — «выдуманный этнос», объединенный мифологией и создавший израильскую общность. Евреи — потомки прозелитов из Европы, России и Африки, в разные времена и по самым разным причинам принявших иудаизм. На самом деле, подчеркивал Занд, еврейского народа не существует, а нынешние потомки прозелитов не имеют никакого исторического отношения к древним евреям. Европейские евреи — ашкеназы ведут происхождение от хазар; предки сефардов — испанских и португальских евреев — от прозелитов-берберов, а йеменские евреи — от принявших иудаизм жителей Химьярского царства на юге Аравийского полуострова. Занд обосновывал свои утверждения ссылками на труды еврейско-польского историка Игнация Шипера, израильского Абрахама Поляка, английского писателя Артура Кестлера и писал, что «открыл тайну происхождения восточноевропейского еврейства», в том числе и русских евреев.
42 «Тайна» состоит в том, что эти евреи — потомки обитавших в районах Нижней Волги, Дона и Северного Кавказа кочевых племен Хазарского каганата, часть которых в VIII – начале IX в. приняла иудаизм. Методика Занда достаточно своеобразна. Большинство ведущих исследователей Хазарии полагали (это видно из еврейско-хазарской переписки X столетия [Коковцов, 1932] и других источников), что иудаизм был принят лишь царским домом и аристократией, а остальное население исповедовало язычество, ислам и христианство. Но Занд почему-то убежден в том, что «абсолютно все хазары были иудеями». Мусульманские источники единодушно свидетельствуют, что после поражения в столкновении с войском киевского князя Святослава все хазары, за исключением царя, обратились в ислам, но Занд счел нужным проигнорировать эти сведения. Ведущий специалист по Хазарскому каганату британский востоковед Дуглас Данлоп с большой осторожностью отмечал, что потомки хазар внесли небольшой вклад в развитие ашкеназских общин [Данлоп, 2017]. Однако этого предположения Занду оказалось достаточным, чтобы призвать в союзники и британского историка.
43 Проблема потомков хазар и по сей день является предметом разнообразных теорий и спекуляций, что связано главным образом с небольшим числом сохранившихся письменных источников. Согласно Занду, лишь в XIX в. сионисты объявили всех иудеев-прозелитов и их потомков единым народом, ведущим родословную от древних евреев, и отправились завоевывать Палестину. Он сетовал на то, что сионистские идеологи, историки и педагоги скрывают от широкой общественности сведения о многочисленности новообращенных иудеев-прозелитов, равно как и такой важный факт, что никакого изгнания евреев римлянами не было.
44 Впрочем, Занд отмечал, что он преследовал не научные, но прежде всего политические цели — доказать, что Израиль должен отказаться от формулировки «еврейское демократическое государство» и стать «государством всех его граждан». В этой связи историк отказывал евреям в праве называться народом, «поскольку в своем современном значении слово “народ” относится к человеческому коллективу, проживающему на конкретной территории, где развивается общая для всего этого коллектива живая повседневная культура — от языка до жизненных обычаев и привычек» и заявлял, что все права на страну принадлежат палестинским арабам. Однако и Израилю профессор не отказывал в праве на существование, делая это весьма нетривиально: «Меня пригласили в арабский университет Эль-Кудс, — писал Занд, — и спросили: как могу я теперь, после выхода книги, разбивающей все мифы, изобретенные для оправдания сионистской колонизации, продолжать жить в Израиле и даже требовать от палестинцев признать это государство? И я ответил совершенно спонтанно, что даже ребенок, родившийся в результате изнасилования, имеет право на жизнь. Невозможно исправить одну трагедию, породив другую» [Занд, 2010, с. 23].
45 Профессор истории Еврейского университета в Иерусалиме Исраэль Барталь в рецензии на книгу Занда «Кто и как изобрел еврейский народ» [На-аrеtz, 6 July, 2008] писал, что «запрет на любые упоминания о хазарах на израильской общественной арене» является вымыслом. Его «претензии абсолютно не обоснованы, — отмечал он. По утверждению Занда, сионистские мыслители разработали биолого-генетическую идеологию и скрыли правду о “нечистом” происхождении евреев... это вымысел: ни один историк еврейского национального движения никогда не считал евреев этнически и биологически “чистым” народом». Занд ссылался на то, что «агрессивный политический истеблишмент» Израиля якобы контролирует распространение знаний, скрывает важную информацию о событиях прошлого, мешает разглашению источников и цензурирует опасные места в опубликованных текстах. Но и это утверждение не соответствовало реальному положению дел. «Изданная в 1969 г. в Иерусалиме фундаментальная “История еврейского народа” (перевод на русский язык, 1979 и 2001 гг. [Очерк истории… 1979] — А. Л.) касается также и еврейского прозелитизма, распространенного в еврейской диаспоре в конце периода Второго храма — но при том отмечает, что столь большое число евреев в диаспоре в античный период (превышавшее количество евреев в стране Израиля) объясняется этим лишь частично. Занд этот подробнейший академический источник просто игнорирует» [Ha-arеtz, 6 July, 2008].
46 Исторические тезисы Занда подробно рассмотрела и профессор Анита Шапира: «При помощи передергиваний и полуправды Занд пытается подмять историю под нужды политического спора, прикрываясь академической мантией. Выдергивая отдельные исторические материалы, он пытается представить доказательства, что еврейского этноса никогда не существовало, а есть только религиозные общины, состоящие из бывших иноверцев. Занд, в сущности, проповедует расистский подход. Он увязывал вопрос существования народа только с этническим происхождением. Никто не утверждает, что на протяжении всей истории евреи оставались расово чистым этносом. Все историки — и те, на которых Занд ссылается, и те, чьи взгляды он отвергает, — признают факты многочисленных переходов в иудаизм. Однако это никак не доказывает, что именно так появились все современные евреи или даже хотя бы большинство из них» [Shapira, 2009].
47 Американо-британский историк, член-корреспондент Британской академии Саймон Шама в газете Financial Times в ноябре 2009 г. отмечал, что сочинение Занда представляет сочетание прописных истин и необоснованных утверждений. «С одной стороны, вряд ли можно найти современного историка, убежденного, что все современные евреи — потомки иудеев, живших в Палестине 2000 лет тому назад. Здесь Занд ломится в открытую дверь. A с другой стороны, гипотеза о хазарском происхождении ашкеназов, хотя и существует, — не имеет никаких серьезных подтверждений и не может считаться обоснованной» [Schama, 2009].
48 Занд далеко не оригинален в утверждении, что ашкеназские евреи произошли от хазар. Взгляды о хазарском происхождении ашкеназов были использованы в 1947 г. арабскими представителями в ходе полемики в ООН по вопросу о разделе Палестины. Похожие аргументы высказывали и левые радикальные группировки в Израиле, например, «Черные пантеры» выступавшие с резкой критикой политики израильского истеблишмента и против эмиграции советских евреев. О том же заявляла и американская расистская организация White Power, выражавшая протест в связи с присутствием евреев в правящих кругах США и помощью Израилю.
49 Критики сравнивали подход Занда с работами по «Новой хронологии» российского математика академика А. Т. Фоменко, критически воспринимающего «хронологию мировой истории» и «доказывающего», что эпохи древности и античности не существовали, а были вымышлены в Средневековье или даже позже.
50 Заключение
51 Хронологические рамки исследований «новых историков» вышли далеко за пределы 1948 г. Их публикации, выступления в средствах массовой информации имели и явно политическую направленность. В открывавшихся перспективах улучшения отношений Израиля с арабской и палестинской стороной историки новой волны считали, что их труды будут способствовать созданию благоприятных условий для продвижения мирного процесса.
52 Действительно, первая половина 1990-х гг. отмечена активизацией мирного процесса на Ближнем Востоке: соглашение израильтян с палестинцами (Осло I), мир с Иорданией в 1994 г., подписание соглашений (Осло II) премьер-министром Израиля И. Рабиным и председателем Организации Освобождения Палестины Я. Арафатом. В 1994 г. участники мирного процесса Рабин, Перес и Арафат были удостоены Нобелевской премии мира. Эти обнадеживающие события давали многим современникам надежду на то, что на Ближнем Востоке начинается новая эпоха. Социолог из Хайфского университета Сами Самухи в 1999 г. считал, что «арабо-израильский конфликт заканчивается. Ослабление остроты конфликта продолжается на протяжении двух последних десятилетий и… представляет собой необратимый процесс, развивающийся поэтапно при поддержке международного сообщества и общественного мнения — как еврейского, так и палестинского» (цит. по: [Эпштейн, 2006, с. 80]).
53 Политолог Мартин Шерман в статье в газете Jerusalem Post в ноябре 2003 г. писал: «В начале 1990-х гг. в атмосфере “головокружительного оптимизма’’ готовился договор Осло. Большинство преподавателей израильских университетов… высказывали надежды на безоблачное будущее. Политологи, историки, специалисты по международным отношениям и знатоки стран Востока, за редкими исключениями, наперебой восхищались дальновидностью и смелостью архитекторов доктрины “нового Ближнего Востока” объясняя, что именно эта инициатива принесет народу Израиля мир и благополучие… Впрочем, весьма незначительная часть профессорской элиты придерживалась противоположной позиции, утверждая, что “мирный процесс” обречен на неудачу и несет в себе колоссальный риск. Их предостережения были с презрением отвергнуты. Но вот прошло десять лет. И время продемонстрировало, что реальность — на стороне некогда отвергнутых скептиков, осмелившихся предостерегать общество о нависшей опасности». Шерман считал, что «лжепророкам», по крайней мере, не хватало профессионализма. На них лежит ответственность за свои «катастрофические ошибки» [Sherman, 2003].
54 В результате новой волны террористических актов со стороны палестинских экстремистов и протестных действий израильских ультраправых, исходивших из постулата иудаизма о «неделимости Земли Израиля», мирный процесс оказался заблокированным. А сам И. Рабин 4 ноября 1995 г. был убит еврейским праворадикальным религиозным активистом. «Реальность, — отмечала российский политолог, — разочаровала палестинцев, надеявшихся на немедленное улучшение своего положения после подписания соглашений, и израильтян, рассчитывавших на усиление безопасности» [Звягельская, 2012, c. 254].
55 Стали ли взгляды «новых историков» новым направлением в израильской историографии или были все же ограниченным и преходящим явлением, отражением надежд на радикальные изменения отношений с арабским миром и решение палестинского вопроса лишь повлиявшим на оживление научной активности? Пост-сионистские книги и статьи, выступления в СМИ представляли политические интересы групп, стремившихся конструировать свою версию коллективной памяти и национальной идентичности. Все активнее заявляла о себе и тенденция превращения истории в идеологическую конструкцию, в серию новых мифов.
56 В настоящее время в обстановке эскалации военного конфликта и нарастающего противоборства Израиля с ХАМАС и Хезболлой в Ливане, хуситским движением в пространстве Красного моря взгляды и интерпретации «новых историков» ушли в тень и вряд ли скоро могут быть востребованными современным израильским обществом и научной средой. «Новые историки», возможно, и не являются пионерами новой историографии, но они, безусловно, являются симптомом тенденции. Пост-сионистские книги и статьи, выступления в СМИ представляют политические интересы групп, стремившихся конструировать свою версию коллективной памяти и национальной идентичности. Своими публикациями все активнее заявляла о себе и тенденция превращения истории в новую идеологическую конструкцию, в серию новых мифов.
57 В дальнейшем, после прекращения боевых действий и в случае начала переговоров между Израилем и палестинцами, может возникнуть качественно новая общественно–политическая атмосфера. Тогда некоторые идеи и подходы «новых историков» смогут обрести «второе дыхание». Если в перспективе между теми, кто согласится поддерживать, развивать и обосновывать интерпретации «новых историков», с одной стороны, и приверженцами устоявшихся традиционных сионистских взглядов, с другой, дебаты будут продолжены. И той и другой стороне, необходимо сформулировать, в чем же состоит отличие и схожесть Израиля с другими странами. Им же предстоит дать ответ и на вопрос с определением «уникальности» Израиля. Именно на эти вопросы нет ответа ни у пост-сионистов, ни у их оппонентов. По сей день отсутствуют понимание, четкая концепция и представление каким должен быть в ближайшем будущем облик государства Израиль и израильского общества.

References

1. Bar-Zohar M. Ben-Gurion. A Biography. Bk. I. Jerusalem: Aliyah Library, 1985. 437 p. (in Russian).

2. Dunlop D. The History of the Jewish Khazars. Moscow: Tsentrpoligraf, 2017. 255 p. (in Russian).

3. Declaration of Independence of the State of Israel. Jews in the Modern World. A Documentary History. Comp., ed. by P. Mendes-Flor, J. Reinharz. Moscow–Jerusalem: Мosty kul’tury, Gesharim, 2006. Pp. 605–609 (in Russian).

4. Diner D. Cycles: National Socialism and Memory. Moscow: ROSSPAN, 2010. 108 p. (in Russian).

5. Sand Sh. Who and How Invented the Jewish People. Moscow: Eksmo, 2010. 544 p. (in Russian).

6. Sand Sh. Who Invented the Country of Israel and How. Moscow: Eksmo, 2012. 420 p. (in Russian).

7. Zvyagelskaya I. The History of the State of Israel. Moscow: Aspect Press, 2012. 359 p. (in Russian).

8. Kokovtsov P. Jewish-Khazar Correspondence in the 10th Century. Leningrad: USSR Acad. of Sciences, 1932. 134 p. (in Russian).

9. Kostyrchenko G. Stalin’s Secret Policy. The New Version. From Tsarism to Victory in World War II. Pt. I. Moscow: Меzhdunarodnye Otnosheniya, 2015. 503 p. (in Russian).

10. An Essay of the Jewish People History. Ed. by S. Ettinger Jerusalem: Aliyah Library, 1979. Bk. 1. 394 p. Bk. 2. 859 p. (in Russian).

11. Rubinstein A. From Herzl to Rabin and beyond. 100 Years of Zionism. Minsk: MET, 2000. 400 p. (in Russian).

12. Soviet-Israeli Relations. Collection of Documents. Moscow: Меzhdunarodnye Otnosheniya, 2000. Vol. 1. 1941–1953. Bk. 1. 1941 – May 1949. 552 p. (in Russian).

13. Epstein A. Israel in the Era of “Post-Zionism”: Science, Ideology and Politics. Moscow: Inst. of the Middle East, 2006. 148 p. (in Russian).

14. Diner D. Сumulative Contingency: Historicizing Legitimacy in Israeli Discourse. History and Memory. Studies in Representation of the Past. Vol. 7. 1995. No. 7. Pp. 147–170.

15. Schama S. The Invention of the Jewish People. Financial Times. Nov. 13. 2009.

16. Flapan S. The Birth of Israel: Myths and Realities. New York: Croom Helm, 1987. 277 p.

17. Gelber Y. Palestine 1948: War, Escape and the Emergence of the Palestinian Refugee Problem. Brighton & Portland: Sussex Academic Press, 2006. 236 p.

18. Ha–аretz. 24 June 1994; 11 Nov. 1994; 6 July 2008.

19. Kimmerling B. (еd.). The Israeli State and Society. Boundaries and Frontiers. Albany, New York: State Univ. of New York Press, 1989. 301 p.

20. Kimmerling B. The Invention and the Decline of Israeliness: State, Culture and Military. Los Angeles, Berkeley: Univ. of California Press, 2001. 321 p.

21. Morris B. The Birth of the Palestinian Refugee Problem, 1947–1949. Сambridge: Сambridge Univ. Press, 1987. 400 p.

22. Morris B. The New Historiography: Israel Confronts Its Past. Tikkun. 1988. Nov.-Dec. Pp. 19–102.

23. Pappe I. Britain and the Arab-Israeli Conflict, 1948–1951. New-York: St. Martin’s Press, 1987. 273 p.

24. Pappe I. «Post»-Zionist Criticism on Israel and Palestinians. Part I: The Academic Debate. Journal of Palestine Studies. Vol. 26. 1997. No. 2. Pp. 29–41.

25. Pappe I. Ten Myths About Israel. London, New York: Verso, 2017. 163 p.

26. Paul J. Controversial Historian to Quit Israel for UK. Jerusalem Post. April 2007.

27. Segev T. The Seventh Million: The Israelis and the Holocaust. New York: Hill and Wang, 1993. 593 p.

28. Shapira A. Historiography and Collective Memory. The Latrun Case. Alpayim. 1994. Pp. 9–41.

29. Shapira A. Politics and Collective Memory: The Debate over the “The New Historians’’ in Israel. History and Memory. Studies in Representation of the Past. Vol. 7. 1995. No. 1. Pp. 9–40.

30. Shapira А. Review Essay: The Jewish-People Deniers. The Journal of Israeli History. Vol. 28. 2009. No. 1. Pp. 63–72.

31. Shavit Y. The New Hebrew Nation: A Study in Israeli Heresy and Fantasy. London: Frank Cass, 1987. 192 p.

32. Sherman M. “Professors of Oslo”. Jerusalem Post. 2003, Nov. 3. P. 14.

33. Shlaim A. Collusion across the Jordan: King Abdullah, the Zionist Movement, and the Partition of Palestine. Columbia University Press, 1988. 676 p.

34. Shlaim A. The Iron Wall: Israel and the Arab World. New York: Norton, 2001. 670 p.

Comments

No posts found

Write a review
Translate